Я обожаю ритуалы. Каждое утро я просыпаюсь от музыки – никогда от слов – потому что не хочу прерывать свои сны; у меня очень активная жизнь во сне. Затем я пью травяной чай, пишу в своем дневнике и отгадываю кроссворды. Также я занимаюсь йогой; она расставляет все по местам в моей голове и помогает мне «притормаживать» и не всегда пробиваться. В моей профессии необходима определенная доля упорства, но это не то, как я хотела бы прожить всю свою жизнь.
Мне никогда особо не везло в любви. Какое-то время назад я уехала в Италию вслед за мужчиной, но оказалось, что он и не думал, что наши отношения могут привести к созданию семьи. Как бы я его ни любила, я не хотела быть с тем, у кого такой ограниченный взгляд на то, что возможно. Я поняла, что, если быть внимательным, люди говорят вам о том, на что именно они способны, хотя иногда мы и не слышим того, что не хотим слышать.
Пару лет назад я посетила деревню в Индии. Я спала на крыше хижины, стоящей посреди коровьих лепешек. Ночами напролет слышала стоны, шумы, крики животных. Я вставала с рассветом, быстренько занималась йогой и затем присоединялась к матери семьи [у которой жила], когда она готовила на костре. Мы были одного возраста, но нет жизни, которая настолько бы отличалась от моей.
Я всегда любила Нью-Йорк. Я начала ходить по его клубам, когда мне было четырнадцать, в итоге связавшись с группой талантливых неудачников. Годами позже, журналистка New York Times, Маурин Доуд, написала обо мне историю под названием «Лиза в стране чудес», и люди, которые просто так любили меня, начали просто так меня ненавидеть. Я так же была ви-джеем на MTV [шоу называлось Awake on the Wild Side - прим. пер.]. Но я терпеть это не могла: это все равно, что отщепить от себя два процента и делать вид, будто они и есть то, кем ты являешься.
Я считала свое имя нескладным, тупым, слишком еврейским. Но когда я начала задумываться над псевдонимом, я поняла, что пыталась быть кем-то другим. Мои родители потеряли своих родственников в Холокосте. Моему прадедушке было 95, когда он был заживо сожжен в кювете; другие родственники были заживо сожжены в синагоге. Это все заставляет меня чувствовать, что я здесь нахожусь, вопреки чьим-то стараниям. Так что попытки быть тем, кем я не являюсь, не особо хорошо во мне уложились.
Теперь, когда я снимаюсь в «Хаусе», чем безумно горжусь, я задумываюсь: «А что же будет дальше? Семья? Или же я «волк-одиночка»?» Когда я была моложе, меня невозможно было удержать: если мужчина пытался надеть на меня кандалы, я уходила. Сейчас я бы хотела быть в отношениях, но я примирилась с любым моим возможным будущим.
Сканы интервью: